Глаза на уровне глаз

Все видели фильм «Там где сердце»? А я не видела. Не люблю Портман. Но решила посидеть вместе с дщерью. Фильм, говорят, хороший, добрый. Посидела… Все слезами- соплями залито. Говорить не могу. В глазах темнеет…

Память — штука мерзкая и подлая, как нож в спину. Фильм идет, а у меня в голове уже не кадры мелькают, а отрывки старого кошмара вспыхивают. Вот я одна, ночью, в такси, считаю в небе алмазы — схватки идут уже без перерыва, а амбуланс побоялась вызывать — платить ведь придется (на минуточку 8 месяцев в стране, иврит=0). Шофер летит, как ненормальный, полетишь тут, чтоб в машине не родила. Зубы аж скрипят, чтоб не орать — мы же герои — комсомольцы, орать не прилично. Выползла я из машины, обняла столб, и сложилась пополам.

Все. Сдохну здесь. Такси уже слиняло, а из тумана выскочила молодая харедимная пара. Женщина меня держит, а мужчина обратно в здание побежал. Дальше не помню, успела только сказать, что сильное кровотечение…

Минут через 20 родился Данька. Красивый. Очень красивый… Слишком красивый…

На первом кормлении начались судороги левой стороны тела. На втором кормлении — та же хрень. Пошла к медсестрам — девочки сказали, что передадут врачу. Уж вечер, а Германа, тьфу, врача все нет. Ползу в отделение к малышатам. Нахожу заморенного жизнью русскоязычного педиатра, очень ясно вижу, как ему все остоп..нело, понимаю, что в его глазах стоит истеричка с послеродовым отходняком.

А Данька продолжает выделывать свои фокусы. Ночью они, наконец, увидели.. Что было потом — неинтересно, массивное сабдуральное кровотечение больших шансов не оставляет. Но нам «повезло», у этого пацана полушария поменялись местами, поэтому вместо паралича половины тела у него отсекло речь и задело слуховой нерв. Счастливчик. К двум старшим звездам добавилась новая суперзвезда. Никто, кроме моей подушки, никогда не слышал моего воя. С привязанными к ногам гирями надо пробежать стометровку. Как хочешь, так и беги, главное — пробеги.
Друзей, призывавших покаяться, поскольку видимо сильно я нагрешила — отодвигала потихоньку в сторону. Мне с Ним посредники и советчики не нужны,разберемся между собой.

И мы бежали нашу стометровку. Ни на что не надеясь. Ничего не прося…. Поскольку приехала я из страны счастливого детства, где за трудности в учебе — травили и высмеивали, где любое отклонение от «нормы» — было преступлением. А тех, кто «отклонялся», запирали в специнтернаты, где эмоционально выгоревший персонал терял берега сострадания и человечности, где их могли сутками держать привязанными к кроватям, чтоб под ногами не путались. Они же ведь НЕ ЛЮДИ, они ДЕБИЛЫ! Диагноз!

Я давно простила маме (светлая ей память) ее стыд и страх, ее непонимание и даже жестокость. Я ее все равно люблю и помню. Но шрамы всегда на погоду болят…

Я знала, что никому не интересна и не нужна. Мои дети — тем более. Поэтому — сама, только сама…. Тащить, сколько смогу, вверх, и только вверх!

И Вс-вышний меня услышал. Потихоньку сквозь туман полного отчаяния стали проступать человеческие лица. И зверь внутри меня, готовый к драке в любой момент со всем миром за своих детенышей, стал таять.

В десять лет, в ту бе ав, Данька сделал брит. И получил еще одно имя. И поскольку имеет полное право быть счастливым, то имя это было — Ашер. На бейт дине мне назвали школу, где он начал через несколько лет говорить и читать.

И именно здесь, в Израиле, я поняла одну очень важную вещь — нельзя смотреть на человека ни сверху вниз, ни снизу вверх. Здоровье и ум не дают право смеяться над тем, у кого этого «добра» нет, а диагноз — не освобождает от ответственности перед обществом и не дает права хулиганить.

Люди часто путают понятия сочувствия и жалости. В первом — есть уважение, второе содержит презрение. Язык — это душа народа. И в русском, к сожалению, слишком много слезливой жалости, являющейся по сути презрением, и очень мало настоящего сочувствия и понимания.

По-настоящему свободный человек всегда будет смотреть в глаза другому прямо, и только прямо…